Декабрист Александр Миркович

Подробности биографии Александра Мирковича исследованы плохо ¹. Говоря об его участии в тайном политическом обществе - Союзе благоденствия, просто ограничиваются констатацией факта. Данная статья призвана заполнить пробел

Тайные общества возникли в России на волне национального подъёма, вызванного Отечественной войной 1812 г. Просвещённая, патриотически настроенная молодёжь после победы над внешним врагом обратила внимание на внутренние проблемы, среди которых главные - крепостное право и абсолютная монархия. Существование нескольких, последовательно сменяющих друг друга конспиративных обществ завершилось восстанием 14 декабря 1825 г. и восстанием Черниговского полка [7].

После роспуска Союза благоденствия в 1821 г. А.Я. Миркович не входил в пришедшие ему на смену «Северное» и «Южное» общества – не был причастен и к событиям на Сенатской площади: в результате не понёс никакого наказания. Таких как он, по официальному заключению «оставленных без внимания», было 120 человек [2, Т.8, с. 13]. По поводу этих людей в исторической литературе существует колебание. От справочника к справочнику их то включали в число к декабристам, то нет. П.В. Ильин, автор капитальной монографии о прощённых, оправданных и необнаруженных следствием участниках тайных обществ [5] на героя нашей публикации указывает, как на типичный пример: «А.Я. Миркович только в первых справочниках 1929 и 1960 признавался в качестве декабриста, а в последующих уже был вынесен за пределы этой группы» [5, с. 20]. В данной работе мы будем следуем традиции именовать декабристами всех участников тайных обществ – Союза Спасения, Союза Благоденствия, «Северного» и «Южного общества».

***

В 1826 году, скорее всего во второй его половине, чета Николо-Жупанских помещиков Мирковичей – отставной гвардейский полковник Александр Яковлевич и его жена Екатерина -  начинают работы по перестройке Никольского храма [10, с. 596]. За 8 лет до этого Екатерина Александровна вместе с  матушкой Елизаветой Петровной уже перестраивали его - возвели трапезную с пределом Александра Невского. Однако молодожены взялись за новую переделку². Возможно, торопились возблагодарить Господа, который отвел от головы Александра серьезную угрозу.

С 17 декабря 1825 года в столице работал Следственный комитет «для изысканий соучастников злонамеренного общества, открывшегося 14 декабря 1825 года» [13, с. 94].  Заседания комитета шли ежедневно без выходных. Начинали работу обычно около полудня и разъезжались далеко за полночь. С января по май 1826 года Миркович ходил по тонкому льду – множество показаний изобличали его принадлежность «к числу активных участников Союза благоденствия» [5, с. 76]. По России прошла волна арестов.

Могли прийти и за ним. Но не пришли. Тому есть несколько причин: и главным образом в пользу Мирковича сыграл временной фактор. Его фамилию первым назвал отставной полковник лейб-гвардии Измайловского полка Александр Фёдорович фон-дер Бриген³ на своём первом допросе 17 или 18 января 1826 г. Запомним дату, она имеет важное значение. Если бы допрос проходил на пару дней раньше, по результатам незамедлительно последовал бы указ «о взятии отставного полковника Мирковича 2-го». Александру Яковлевичу прибавилось бы седых волос, а мы получили бы отличный исторический источник в виде следственного дела декабриста Мирковича.

Исследователи выделяют в ходе процесса над декабристами два различных подхода. Первый требовал непременного привлечения к следствию всех участников «злонамеренных обществ». Привлечение означало немедленный арест – «взятие», и только потом – допросы и выяснения. Часто ошибались: 115 человек прошли через казематы Петропавловской крепости просто «по ошибке» [2, т.8, с. 13]. Были декабристы, которых допрашивали не арестованными, но в каждом случае — это персональное решение императора, его милость. Если во второй половине декабря 1825 года арестовали всего 25 человек, то за первые две недели января 1826 г. – уже 168. Это более половины от всех арестованных по делу декабристов [13, с. 63].

Вторая тенденция – освобождать от допросов рядовых участников Союза благоденствия, и сосредоточиться на сменивших его «Северном» и «Южном» обществах, непосредственно организовавших восстания.

 В начале расследования господствовала первая из этих тенденций, затем вторая. [5, с. 83]. А перелом произошел 16 января. В этот день следствию стал известен очередной конспиратор - подполковник Юрьев: член Союза Благоденствия, в отставке, после 1821 г. в тайных обществах не состоял. Принимается решение о его аресте и привлечении к следствию. Император Николай решение утверждает… но ареста так и не последовало.

К этому времени стало очевидно, что через декабристские общества прошла не одна сотня человек. Политический инстинкт подсказывал самым толковым из власть предержащих, что гораздо выгодней «ограничить количество привлечённых к расследованию для того, чтобы избежать широких волн недовольства в обществе, и представить раскрытое тайное общество малозначащим, незначительным образованием, а заговор и мятеж делом немногочисленных заговорщиков» [5, с 87].

Так сформировалась вторая тенденция расследования. Примерно с февраля и вплоть до конца следствия участники тайных обществ, которые входили в Союз Благоденствия и после его роспуска в 1821 году не стали членами «Южного» или «Северного» общества к следствию не требовались [5, с. 88]. Так и вышло, что выписанный 16 января приказ об аресте подполковника Юрьева остался не исполненным, а приказа об аресте полковника Мирковича не было вовсе.

Мог ли теперь Александр Яковлевич спать спокойно? Отнюдь. Дело в том, что прощение относилось не ко всем членам Союза Благоденствия.

Эта декабристская организация была основана в Москве в самом начале 1818 года на смену первому обществу – Союзу спасения или Обществу истинных и верных сынов Отечества. Революционеры решили тогда бороться за преобразования путём широкой и многогранной работы с общественным мнением. На первый план выдвигались ближайшие тактические задачи - просветительство, участие в благотворительной деятельности, борьба со злоупотреблениями администрации и наоборот, поддержка честных и деятельных чиновников и т.п. Члены Союза благоденствия, попавшие на допросы, заявляли примерно одно и тоже: «Занимались просветительством, про революционные цели ничего не слышали». Следователи, в соответствии с новым направлением расследования, делали вид, что верили.

 Однако, могло выясниться, что человек знал «сокровенные цели» или, например, говорил о необходимости введения в России конституции, ограничения монархии. Или исполнял активные роли – был организатором, руководил, разрабатывал документы. А может допускал возможность цареубийства? Последний пункт, как легко догадаться самый серьёзный. Пункт «по цареубийству» можно было получить если конспиратор только слышал о планах покушения. Каждый из отягчающих пунктов мог означать привлечение к следствию, а затем к суду.

Что же узнали следователи о конспиративной деятельности Алекандра Мирковича?

***

17 января на своём первом допросе в Петропавловской крепости, желая замаскировать свою осведомлённость о Северном обществе, А.Ф. Бриген   разоткровенничался о ранних этапах движения, в надежде, что следователи этим удовлетворятся и отстанут: «В 1817 или 1818 г я был принят в тайное общество господином полковником Кавелиным. Общество тогда не имело ничего противозаконного. Сочленами были Годейн, отставной полковник Приклонский, Кошкуль, Башуцкий, Миркович, более не знаю и полагаю, что не было». Последние 4 фамилии, новые в показаниях, Левашов – член Следственного комитета проводивший допрос - подчеркнул в протоколе карандашом. Вскрывалась очередная ячейка Союза. «У нас были заседания ежемесячные, что продолжалось в мое время не более шести месяцев, после чего общество прекратилось», - показал далее Александр Фёдорович. [2, т.14, с. 426].

Следствие обратилось с соответствующим запросом к важнейшим из деятелей тайного общества. Показания на Мирковича дали такие известные декабристы  как Трубецкой, Бурцов, Павел Колошин, Никита Муравьев. Из них следовало, что в 1818-1821 Александр Яковлевич возглавлял управу (конспиративную ячейку) в своём гвардейском Конном полку, принимал в Союз благоденствия новых членов, на его квартире часто проходили собрания членов Союза» [5, с. 76]. Как говорится, отпираться бессмысленно.

Голос самого А.Я. Мирковича доносит до нас его объяснительная записка от 1 мая 1826 г. Её довольно подробно пересказывает А.Д. Боровков, правитель дел Следственного комитета. В 1827 г. он составил «Алфавит бывшим челнам злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенным к делу» - т.е. каталог всех участников движения декабристов и вообще всех, кто так или иначе фигурировал в расследовании. Боровков сообщает: «В собственном отзыве, взятом по высочайшему повелению, он (Миркович Д.К.) изложил, что в Москве, в июне 1818 г. вступил в Союз благоденствия [2, Т.8, с. 125]».

Присмотримся внимательно к названной Мирковичем дате и попробуем восстановить обстоятельства, при которых произошло его присоединение к обществу.

***

После окончания Наполеоновских войн Александр Яковлевич  Миркович продолжает служить в л.-гв. Конном полку вместе с братом Фёдором. Братья были очень дружны на протяжении всей жизни. Служили в одном эскадроне, вместе прошли Отечественную войну и заграничные походы. С детства неразлучные, в 1815-1817 гг. они продолжают делить одну квартиру в гвардейских казармах. Даже странно, что в движении декабристов «засветился» только один Миркович.

Объясняется странность тем, что в 1817 г. в жизни семейства произошло много важных событий. 2 марта Александр был произведён в ротмистры, догнав в чине брата (ротмистр с 1816 г.).  В конце весны заболел отец Яков Степанович и 5 сентября скончался. Ещё при жизни отца, летом, был решён вопрос с женитьбой Фёдора Яковлевича. Его избранницей стала Амалия Николаевна Бодиско, семнадцатилетняя красавица, дочь покойного контр-адмирала Бодиско. Мать братьев Мирковичей, Мария Гавриловна, ещё до свадьбы привезла невесту в свой дом, в имение Заполье, где Амалия помогала ухаживать за наречённым свёкром. [12, с. 90]

В августе 1817 г. братья Мирковичи расстались. Император Александр давно планировал на какое-то время переехать в Москву. В ознаменование пятилетней годовщины Отечественной войны готовилась торжественная закладка храма-памятника, будущего Храма Христа Спасителя. Ещё до переезда двора в первопрестольную столицу выдвинулись два сводных гвардейских отряда: батальоны пехотных гвардейских полков составили сводный пехотный полк, а эскадроны кавалерийских – сводный конный полк. Миркович 2-й – Александр Яковлевич - на год переселился в Москву, а Миркович 1-й – Фёдор Яковлевич - остался в столице. «Мария Гавриловна после кончины мужа искала утешения в счастии своего старшего сына и не хотела откладывать его свадьбы: 4 ноября 1817 года в церкви Благовещания обвенчали молодых самым скромным образом в присутствии брата Александра Яковлевича, приехавшего из Москвы» [12, с. 90].

Женитьба, затем, в 1819 г., выход в отставку, рождение в тот же год первенца - Фёдор Миркович на время ушёл в частную жизнь. А Александр Яковлевич вступил в тайное политическое общество.

В Москве на рубеже 1817/1818 года проходило переформатирование первой декабристской организации - Союза спасения - в Союз благоденствия. Так получилось, что подавляющее большинство членов тайного общества вошла в состав московских гвардейских отрядов. Первопрестольная временно стала центром революционной конспирации. Именно в Москвев начале 1818 г была написана Зелёная книга – устав нового Союза.

В тайное общество Мирковича принял А.Н. Муравьёв⁴. Александр Николаевич сыграл в становлении декабристского движения выдающуюся роль. Достаточно сказать, что именно он два года назад обратился к своим друзьям – офицерам генерального штаба, живущим в одной квартире своеобразной молодёжной холостяцкой коммуной под названием «Священная артель», - с идеей соединиться в тайное политическое общество.

Гвардейцев в Москве разместили в Хамовнических казармах. Там же помещалась и квартира Александра Николаевича: полковник Муравьёв был начальником штаба сводного гвардейского отряда. Естественным образом эта квартира стала и штабом заговорщиков. Соединение в отряде офицеров разных полков сближало людей, позволяло рекрутировать сторонников. Для облегчения вербовки декабристы по инициативе А.Н. Муравьёва создали Военное общество – легальный офицерский кружок, посвященный вопросам самообразования. Это позволяло присмотреться к инициативным, просвещённым представителям офицерства, выяснить настроения и взгляды. «Мне дано было от Коренного совета⁵ право принимать членов в Москве, что называлось в обществе полномочием», - показывал на следствии Александр Муравьёв [2, т. 3, с. 25].

Процедура вступления была проста, неофит давал принимающему последовательно две расписки. Первую - перед прочтением Зелёной книги. В ней под честно слово обязывался не раскрывать тайну общества если его цели и методы после прочтения Книги не понравятся, и он в него не вступит. Вторая давалась при вступлении в Союз и содержала присягу подчиняться требованием общества. Если нарушу - «добровольно подвергнусь презрению всех благомыслящих людей» [7, с. 204]. Расписки в целях конспирации сжигались, но новичок этого не знал. При вступлении также он должен был выбрать, как говорили декабристы «приписаться», к одной из четырёх «отраслей» Союза: 1) человеколюбие, 2) образование, 3) правосудие, 4) общественное хозяйство. «Отрасль» - направление практической деятельности, в результате которой в стране должно было создаться всепобеждающее «общественное мнение» новаторов» [7, с. 197].

Боровков пересказывает слова Мирковича так: «Увидел из постановления оного (аккуратно избегает прямого указания на Устав – Зелёную книгу. – Д.К.), что цель и круг деятельности Союза состояли в благотворении, нравственности, просвещении. Избрав для себя первое («приписался к отрасли человеколюбия» -Д.К.), дал подписку, чтобы хранить сие в тайне». [2, т.8, с. 125]

Лето 1818 года было последним периодом активного участия Александра Николаевича Муравьева в деятельности тайного общества. Ещё в январе на военном параде в честь праздника Крещения Господня государь император Александр Павлович за непорядки в построении войск, не разобравшись, ошибочно наложил на Муравьева взыскание (отправил под арест до вечера) [2, т.3, с. 19]. Александр Николаевич наивно ждал, что император как-то загладит вину: вызовет, скажет что-нибудь. Но кто такой штабной полковник – книжник-очкарик, математик, картограф и ветеран войны - перед хозяином земли русской? Не дождался. Тогда Муравьёв подал в отставку, объявляя друзьям, что останется, если император его об этом попросит. Ещё чего! Александр Павлович ни о чём просить Александра Николаевича не собирался, а отставку не принял. Читать это надо так: хватит дурью маяться, служите дальше. В апреле 1818-го А.Н. Муравьёв в соответствии с новой тактикой декабристов – борьбы за общественное мнение - подаёт императору записку с критикой крепостнических порядков. Отзыв свой государь изволил дать устно: «Дурак, не за своё дело взялся». Решение выйти в отставку стало бесповоротным, что и произошло в октябре 1818 г⁶. [1, с. 25].

Декабристы не совпадали с властью не только по вопросам политической стратегии или тактики. Еще больше несовместимости в таких вот лобовых столкновениях. Встретились люди с разных планет.  Простая вроде бы мысль о недопустимости начальственного хамства, об уважении достоинства подчиненных веками не может утвердиться в головах власть предержащих (и, что более печально, в головах большинства подчинённых).

***

Ячейки Союза благоденствия именовались управами. От обычных управ нужно отличать Коренную управу, куда входили основатели общества.

Князь С.П. Трубецкой, один из руководителей тайных обществ начиная с самого первого, неудавшийся «диктатор» восстания 14 декабря, показал на следствии: «В Петербурге положено было быть главной думе и заведены были управы: в Конной гвардии Кошкулем и Мирковичем; Л.Г. в Измайловском полку Годейном и Кавелиным…в Московском полку Нарышкиным». Причем про Измайловскую и конногвардейскую управы поясняет: «Точно не припомню, порознь ли сии управы с самого начала их существования заведены были, или прежде составлена была одна управа, а после разделилась» [2, т.1, с. 86]. А.Я. Миркович посредством Алфавита Боровкова вносит ясность: «Возвратясь в Петербург он [Миркович) с Годейном⁷ составил свою управу, и принял, в 1819 г., в члены свои Кошкуля, Башуцкого, Копылова» [2, т.8, с. 125].

Согласно Зелёной книги управы должны иметь не менее 10 и не более 30 человек. Поэтому, как предполагает М.В. Нечкина, по решению Коренного совета (это руководящий орган Коренной управы) проходили слияния, разделения и дополнения подчиненных управ. Как видим, Трубецкой вспомнил верно. Вначале ячейка охватывала офицеров двух гвардейских полков, потом, по мере роста численности, они разделились. О вполне осмысленной организационной политике руководства общества по отношению к нижестоящим управам свидетельствует и Евгений Оболенский, также офицер Измайловского полка (кстати, 14-го декабря выбран «диктатором» вместо не вышедшего на площадь Трубецкого): «Ближайшая к нам управа была  Л.Гв. Егерского полка. К нашим двум управам часто причисляли новых членов и от нашей перемещали в Егерскую, дабы более сблизить членов между собой и пополнить недостаток одной управы излишеством другой. Таким образом к егерской управе кажется был причислен полковник Кошкуль, Миркович и ротмистр Воейков, к нашей причислен Ростовцов» [2, т.1, с. 252]. Таким образом фигурировавшую во многих показаниях конногвардейскую управу не следует представлять существующей изолировано. Зафиксированным в объяснительной Александра Яковлевича уверениям, что «действия прочих управ были им неизвестны, какие лица составляют Коренную управу, они не могли узнать» мы, в отличие от следствия, доверять не будем.

Работая с материалами Следственного комитета, нужно постоянно держать в голове специфику исторического источника. Следователи, действуя в  своих интересах, копали в одних направлениях и оставляя без внимания другие. У декабристов были свои, совершенно иные цели. М.В. Нечкина писала: «Подследственное лицо пытается скрыть улики, ведущие к отягощению его вины… обвиняемые стремятся создать у следователя впечатление наименьшей прикосновенности к делу. Исследователь должен учитывать обстановку следствия, позицию подследственного лица» [2, т.9, с. 10]. А.Я. Миркович подследственным не был, и в своих объяснениях с Комитетом писал так, чтобы и в будущем подследственным не стать. Что он взаимодействовал с другими управами, было показано, а вот каналы, по которым шла связь с Коренным союзом, мы можем только предполагать. После ухода А.Н. Муравьева это мог быть, в первую очередь, измайловец А.Ф. Бриген, но не менее хорошую осведомленность о делах измайловско-конногвардейской офицерской группы демонстрирует Фёдор Глинка [7, с. 226]. Оба – члены Коренного Союза, а Фёдор - и Коренного совета. То, что Бриген говорил на первом допросе о обстоятельствах своего вступления в общество – явная ложь. Он один из основателей Союза благоденствия [7, с. 206]. Так что слова Александра Яковлевича о том, что управа существовала в вакууме абсолютно нереалистичны.

Точно также надо относится и к списку лиц, вовлечённым Мирковичем в конспирацию. Заметим, что это не список управы Союза благоденствия, а лишь тех, кого он принял лично, и которые заведомо известны следствию. Так что окончательной численности конспиративной ячейки в полку Конной гвардии мы не знаем.

В показаниях рядом с фамилией Мирковича часто фигурирует Кошкуль. Принятый в общество Александром Яковлевичем, он выступает вторым руководителем управы.

С Петром Ивановичем Кошкулем ещё раньше Александра познакомился брат Фёдор Яковлевич. Когда он в 1809 г. поступал в полк, родители «…озаботились через знакомых узнать, кто бы из офицеров Конной гвардии по своим нравственным качествам мог бы принять меня в товарищи и наставлять в порядке службы», - вспоминал Фёдор. Строгий родительский контроль прошли два офицера, одним из которых и был поручик Кошкуль. «Оба они были честные и благородные люди, но весьма бедные и без научного образования, я к ним присоединился третьим». Пётр Иванович будучи ещё юнкером участвовал в походах 1805-1807 г.г. Фёдор Миркович  слушал рассказы бывалых товарищей, но не преминул заметить: «Другого сюжета для разговоров с ними быть не могло: они кроме полковых приказов ничего не читали и в свет не выезжали». В 1818 г. Пётр Иванович уже полковник, по званию он старше принявшего его в общество Александра Мирковича. Не будучи книжным человеком, Кошкуль был человеком достойным и честным (доверимся мнению родителей Мирковичей), и не остался в стороне от движения, охватившего передовую часть дворянства⁸. [12, с.23; 6, т.4, с.186].

Александр Данилович Башуцкий. Редкий в среде декабристов пример по сути гражданского человека, хотя и служившего в аппарате военного министерства. В пору Союза благоденствия он занимал должность секретаря в канцелярии вице-директора инспекторского департамента министерства.  А пору следствия был чиновником по особым поручениям при министре Юстиции. Алесандр Яковлевич знал его по Пажескому корпусу, тот был одноклассником брата Фёдора [3, с. 16; 9, с. 148].

Третий, названный в записке Мирковича человек - Гермоген Иванович Копылов. В 1818 г. капитан л.-гв. 1 артиллеристской батареи. В 1821 г. стал полковником и отбыл в действующую армию на Кавказ. Вот как его характеризовал Николай Николаевич Муравьев, родной брат Александра Николаевича, активный участник Кавказских войн: «Гермоген Иванович Копылов, молодой человек из гвардии, с образованием и по-видимому честными правилами… Он был умён, любезен и, кажется, бескорыстен» [4, с. 11].

Говоря о персональном составе группы Мирковича нельзя не упомянуть ещё одного офицера Измайловского полка. Кавелин Александр Александрович, сын небогатого тульского дворянина, воспитывался в Пажеском корпусе в одном классе с Александром Мирковичем. Вместе с Мирковичами он был камер-пажом при особе вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Участник Отечественной войны и заграничных походов. На Бородинской поле ранен ядром в левую ногу и в правую руку картечью. Подружившись в юности, за школьной партой, два Александра поддерживали связь всю жизнь, до смерти А.А. Кавелина [9 с. 158; с. 154-157].

Вот такую компанию собрали Миркович и Годейн во второй половине 1818 – в 1819 годах. Все они были примерно одного возраста, примерно одних чинов, холосты, по столичным меркам не особо богаты, большинство образованы, патриотично настроены и полны желания способствовать прогрессу в родной стране. Из приведенных примеров наглядно видно, какую роль в выстраивании Союза благоденствия играли личные связи – дружеские, служебные, старые знакомства и совместное обучение.

Обратим внимание: Александр Яковлевич, имевший полномочие на прием новых членов, должен был иметь у себя экземпляр Зелёной книги. Следствие могло бы задать вопрос: имел или не имел; если «да», то от кого получил, кому вернул, узнав о роспуске тайного общества? Как понимал уставные цели Союза благоденствия? Но никаких вопросов задано не было.

Практическая работа декабристов очень плохо документирована, но всё же можно составить о ней известное представление. «Члены Союза благоденствия громко протестовали против крепостного права, возмущались Аракчеевым, военными поселениями, жестокой расправой с восстанием военных поселений в 1819 г., мобилизовывали общественное мнение против Магницкого и Рунича, защищали передовую науку своего времени, предавали позору жестоких помещиков, освобождали из крепостной неволи  талантливых крепостных самоучек, ратовали за распространение ланкастерских школ» [7, с. 223].  В нашем распоряжении есть факты, показывающие, что управа Мирковича и Годейна действовала точно по данной схеме.

Напомним, что при вступлении А.Я. Миркович выбрал для практической деятельности «отрасль человеколюбия». Благотворительная работа требовала средств. Важные подробности раскрывает Фон Бриген: «Пособия общества заключались в пожертвовании каждого члена 10-й или 20-й части своего ежегодного дохода». Управа, как и положено, старалась «действовать согласием на общее мнение, выставлять посредством оного на вид добродетельные дела и похвальные поступки и на позор – злые». «На совещаниях общества бывал у отставного полковника Приклонского, Мирковича, Кошкуля. Совещания сии обыкновенно начинались молитвою, потом рассуждениями об обществе, которые через полчаса обыкновенно переходили в пустые разговоры, коими и заключались» [2, т.14, с. 428]. Линия защиты Бригена на следствии заключалась в том, что, во-первых, он до самого конца отрицал, что является членом Коренного совета, то есть принадлежит к основателям и руководителям Союза благоденствия, а был рядовым одной из низовых управ; во-вторых, всячески принижал свою деятельность – мол, какое там общество, собрались поговорили и разошлись.

Что дело не ограничивалось только словами, свидетельствует декабрист Фёдор Глинка. На этапе Союза благоденствия один из самых деятельных и полезных членов тайного общества. Он был адъютантом генерал-губернатора столицы графа Милорадовича, застреленного Каховским 14 декабря.

В своих записках Фёдор Глинка вспоминает: «Для показания за образец, каким образом совершали в совокупности какое-либо доброе предприятие, я укажу на одно из собраний нашего отделения: в квартире Кошкуля собрались однажды: Кавелин, Миркович, Годейн, я, Кошкуль, Башуцкий, ещё не помню кто. Толковали о том, как помочь целому бедному семейству, кажется, чиновника Баранова (Кавелин вернее о сём знает, ибо, кажется, он о помощи и предлагал). Дело состояло в том, что сей чиновник сидел шесть лет на гауптвахте под судом, а когда кончился суд, то признан невинным. Но в протечении сего времени сие семейство лишилось всего и не имело ни угла, ни хлеба куска. А потому они и взялись довести до начальства (не помню в каком начальстве был сей чиновник) о пострадании сего человека; Кошкуль вызвался просить денег у графа Потоцкого, я взялся составить записку, другие положили стараться в городе о помещении двух малюток сего бедняка и хотели послать доктора к больной их матери. Успех сего был таковой, что когда свиделись не то у меня, не то у Годейна, то оказалось, что чиновник получил от своего начальства некую награду за пострадание; Кошкуль привёз от Потоцкого 200 рублей денег, да из общественных (т.е. средств тайного общества) приложили столько же (200 рублей ); матери помог доктор, а детей разместили по добрым людям… Так и совершилось круговое благополучие сего семейства». [7, c. 226].

Глинка приводит и другой пример: Миркович среди участников напрямую не упоминается, но коллективно действует та же ячейка: «Некто Михаил Васильев, крепостной человек помещика Е…, был посажен, находясь в здравом разуме, в дом сумасшедших, где и сидел несколько месяцев (до 4-х месяцев). О сём проведал как-то Годейн и, рассказав мне сие, с большим желанием советовался, как бы избавить сего несчастного. О сем снесено было с другими, и положили так, чтобы одни взялись через знакомых постыдить деликатно помещика и сказать, что дело уже известно, что о сем говорят в городе, а потому – не лучше ли ему вынуть (т.е. извлечь из заключения. – М.Н.) своего человека и помиловать его. Другие (кажется, о сем просили Перовского) обещали довести до сведения в.к. Николая Павловича (будущий император Николай – Д.К.); а я взялся рассказать о сем графу Милорадовичу. Через некоторое время помещик не смягчился, а е. и. в. Николай Павлович изволил отдать однажды во дворце кусочек бумаги с именем «Михайло Васильев». И видно при том что-то Милорадовичу сказал, потому что он, приехав домой, начал шуметь и говорить: «Вот что у нас делается!» и хотел было, увидя меня, рассказывать, но я дал ему знать, что про это уже знаю и пояснил дело. И так тотчас послали в дом сумасшедших, вынули оттуда человека, призвали медицинский факультет и нашли, что он здоров и совсем не сумасшедший» [7, с. 225].

Одной из тактических установок Союза благоденствия было стремление действовать через легальные организации, различные «вольные общества» - литературные, просветительские, молодёжные и т.п. Особое значение декабристы придавали распространению грамотности, особенно среди солдат. В августе 1818 г. Фёдор Глинка основал «Вольное общество учреждения училищ по методе  взаимного обучения» [7, с. 263].  

Метод взаимного обучения – или Белл-Ланкастерская система - заключался в том, что наиболее успешные ученики становились помощниками учителя и участвовали в обучении других, расширяя охват обучения. Метод хорошо подходил для ликвидации безграмотности особенно во взрослой аудитории, и успешно применялся декабристами. Общество Глинки основало несколько ланкастерских школ, но независимо от него подобная школа работала и в Конном полку. Полковая история сообщает очень кратко: «В 1820 г. в Конном полку была устроена для 50 человек нижних чинов школа взаимного обучения». Она проработала недолго. В 1822 г. вместо нее было создано училище военных кантонистов, то есть школа для солдатских детей. [6, т.1, с. 231]. Мы не знаем, к сожалению, никаких подробностей, но совершенно правомерно связывать открытие ланкастерской школы с деятельностью управы Союза благоденствия.

«Стоит изолировать эти факты от основных положений программы Союза благоденствия, как они приобретут характер узких актов личной благотворительности, - писала М.В. Нечкина. - Но достаточно их ввести в принадлежащий им контекст основных программных решений Союза… как описанная выше деятельность тайного общества приобретает совсем другой смысл». [7, с. 226]. Это была деятельность, направленная на решение задачи тайного общества перестроить общественное мнение в пользу преобразований – введения конституции и отмены крепостного права.

Как видим, тесно связанные управы Измайловского и Коннногвардейского полка жили полноценной жизнью. Деятельность декабристов – молодых прогрессивно мыслящих дворян - вовсе не сводилась к разговорам «между лафитом и «Клико». Так продолжалось до начала 1821 года. Организаторы тайного общества взяли курс на стратегию «военной революции» вместо установки на длительную многолетнюю работу с «общественным мнением». К тому же последовали первые доносы, существование тайного общества перестало быть тайной. Чтобы освободиться от умеренных или не надёжных элементов, было объявлено о роспуске Союза благоденствия. Вся группа Мирковича, очевидно, придерживалась умеренных взглядов и осталась за рамками новой конспирации.

Устранение умеренных было полным. В полку Конной гвардии позднее возникнет отделение нового Северного общества. Его члены – сплошь младшие офицеры: на смену прошедшим Наполеоновские войны полковникам и ротмистрам Союза благоденствия придут юные корнеты и поручики. Самый известный - корнет князь А.И. Одоевский, автор знаменитого ответного послания от декабристов А.С. Пушкину. Александр Одоевский, как вся остальная молодёжь, был принят в общество вне всякой связи с конспираторами первого поколения конногвардейцев и ничего про них не знал.

***

Спустя пять лет недавнее   прошлое напомнило о себе большинству декабристов, «отставших» от тайного общества после 1821 года. Особенно тревожились те, кто имел связи и знал: кто-то там, в Петропавловской крепости, подчёркивает твою фамилию в то в одних показаниях, то в других карандашиком. Александр Яковлевич необходимыми связями обладал.

Мы уже упоминали, что Следственный комитет располагал некой объяснительной запиской Александра Яковлевича. Следует присмотреться, что это такое.

Ильин в своём исследовании отмечает: «Такая форма привлечения к расследованию применялась, в основном, в отношении близких к императору лиц, входивших в его непосредственное окружение. Почти несомненно, что представление письменных «объяснений» в каждом случае сопровождалось и устным разговором с императором, имевшим своей целью выяснение характера отношений к тайному обществу «замешанного лица» [5, с. 175].

Каким же образом мог войти в личное соприкосновение с императором А.Я. Миркович? В списке людей, подавших объяснительные записки шесть человек: А.А. Кавелин, В.А. Перовский, Л.А. Перовский, В.Д. Вольховский, В.И. Гурко и А.Я. Миркович. Сейчас мы покажем, что четверо из них составляют связанную группу лиц.

…1818 год ознаменовался для А.А. Кавелина, друга Александра Яковлевича со времен Пажеского корпуса, двумя событиями. Он стал членом тайного общества, а ещё - взят в адъютанты к шефу полка, которым был никто иной как великий князь Николай Павлович [2, т.8, с. 89; 9, с. 154-158]. В этом же году в общество вступил другой адъютант Николая - Василий Алексеевич Перовский. Это тот Перовский, через которого Союз благоденствия привлекал Николая Павловича к освобождению Михаила Васильева из сумасшедшего дома. Второй Перовский в списке – его родной брат Лев Алексеевич [2, т.8, с. 149]. Любопытно, что возглавлявший управу Измайловского полка Николай Петрович Годейн тоже побывал ранее на должности адъютанта своего полкового шефа [3, с. 53].

Первым из данного ряда на следствии всплыло имя Кавелина. 19 декабря его как участника тайного общества назвал С.П. Трубецкой. Между императором и Александром Александровичем в тот же день состоялся разговор. Не довольствуясь этим, через 4 дня он подаёт на имя императора свою объяснительную записку. В этот же день, явно по согласованию с Кавелиным, подаёт записку В.А. Перовский, не дожидаясь, пока его имя появится в чьих-то показаниях. Потом, уже в январе к ним присоединяется и второй Перовский.

Государь император на опыте познал, что мир не чёрно-белый. Вместе со старыми заговорщиками он прошел через потрясение 14 декабря; во время восстания эти люди оказали ему важные услуги. Через несколько лет, вспоминая роковые события, Николай своей рукой запишет: «Адъютанта моего Кавелина послал я итти в Аничкин дом перевезть детей в Зимний дворец. Перовского послал я в конную гвардию с приказанием выезжать ко мне на площадь» [14, т.1, с. 285]. Николай очень боялся за свою семью, именно Кавелину он доверил самое дорогое и Кавелин не подвёл. И он, и Перовский, и Годейн в самый день восстания 14 декабря были пожалованы во флигель-адъютанты новоиспеченного императора [11, с. 327].

В своих объяснительных записках бывшие декабристы, а ныне флигель-адъютанты пишут примерно одно и тоже. К примеру, А.А. Кавелин указал, что вступил в Союз благоденствия «видя, слыша и удостоверяясь из действий, что предметом и целью оного было единственно просвещение и благотворение. Политических видов и тени заметно не было. Но вскоре по обстоятельствам службу отстал от сего общества, которое потом и уничтожилось». Перовский: «Ему предложено было вступить в Обществ, имевшее единственною целью благотворение. Зная только сию цель, он изъявил на то согласие» [2, т.8, с. 89, с. 149]. Что ж, главное не писать лишнего, краткость – сестра таланта. Кавелин и Перовские повинились, но раскаяние, заметим, не было «деятельным» - ни имён, ни событий, ни подробностей. Впрочем, Николай ничего и не требовал - тут же простил. Это было в декабре, а в январе-феврале выявилось много фамилий членов Союза благоденствия, которые состояли с господами Кавелиным и Перовским в одной управе. Между ними и Миркович.

 Приходилось ждать решения своей участи. После январского перелома в ходе расследования, с февраля 1826 г., стал постепенно формироваться список участников тайного общества, освобожденных от расследования и прощённых заочно. Вначале в нём было 22 человека, потом 42. В литературе поэтому он известен как «Список 42-х», несмотря на дальнейшее расширение⁹. Официальным фактом список стал на последнем заседании Следственного комитета. 17 июня 1826 г. были утверждены «Списки всех членов тайных обществ и лиц прикосновенных к делу по подозрению или по действиям, кои на основании высочайшей воли к следствию требованы не были» [13, с. 101].

В отличии от большинства «отставших» судьба А.Я. Мирковича была решена императором в индивидуальном порядке на полтора месяца раньше. Вряд ли Николай Первый, который в конце расследования уже узнал всё что хотел, был так уж заинтересован в индивидуальном рассмотрении судьбы Александра Яковлевича, скорее тут можно ожидать инициативы со стороны последнего. Вспомним, что он или недавно вступил в брак, или только собирался. В любом случае очень хотелось развязаться, чтобы следствием была поставлена точка. Где-то в конце апреля последовало высочайшее повеление взять с него «отзыв». У нас всё-таки нет оснований думать, что А.Я. Миркович встречался тогда с императором лично. Зато с высокой долей уверенности можно предполагать, что все дело устроил для своего друга А.А. Кавелин¹⁰. Он был ниточкой, которая соединяла Мирковича с императором, был человеком, осведомленным о ходе расследования, и мог устроить «высочайшее повеление» написать объяснительную записку.

В субботу 1 мая 1826 года Александр Яковлевич подаёт её начальнику Главного штаба Дибичу. Миркович не оригинальничает, воспроизводит основные положения записок Кавелина и Перовских: помните – «…цель и круг действия Союза состояли в благотворении, нравственности и просвещении…». Написав про подписку хранить тайну общества, Александр решил пояснить, почему абсолютно аполитичное благотворительное общество должно быть тайным? Вышло туманно и путанно. Тайна, оказывается,  нужна «…для того, как говорил ему Александр Муравьёв, что люди неблагонамеренные, ненавистники всякого доброго дела не упустят найти средства к разрушению Общества в самом начале его». Перечитывать бесполезно: с каждым разом фраза становится всё менее понятной. Но у Александра Яковлевича была надежда, что перечитывать не будут. Никто не намерен пристально всматриваться в деятельность управы Мирковича и Годейна, в которой, куда ни ткни – флигель-адъютант Его Императорского Величества.

Ещё надо сказать обязательные слова о безобидности и общей ничтожности союза: «От времени до времени управа их собиралась и действовала единственно по части благотворения. Касса их была незначительна».

А.Я. Миркович также касается обстоятельств своего расставания с тайным обществом. Если верить «Объяснительной» из общества он вышел по своей воле, а не вследствие роспуска. «Добрые начала, на коих оное (Общество. – Д.К.) было основано, не подавало ему ни малейшей причины в нем что-либо противное объявленной ему цели… В 1821 г., когда политические известия стали открывать, что в некоторых европейских государствах от Тайных обществ, скрывающихся под личиной благонамеренности, возникли беспокойствия, они решительно положили оставить Союз благоденствия. С тех пор он, Миркович, не вступал ни в какое Общество» [2, т.8, с.126].

Смущает хронологическая нестыковка. Московский съезд Союза благоденствия, закончившийся его роспуском, проходил в январе 1821 г. На то, чтобы в этом году принять самостоятельное решение о выходе просто не остаётся времени. Правда оно могло созреть в предшествующие месяцы 1820 г. Под «беспокойствиями от Тайных Обществ» очевидно подразумеваются революция в Испании в январе 1820, и восстание итальянских карбонариев в Неаполе в июне того же года. Представители умеренного крыла декабристов, готовые к мирным переменам путём изменения «общественного мнения», ни в коем случае не хотели революции. Революция – то, чего нужно избегать. Правда для этого надо понимать истинную политическую цель Общества – изменение формы правления в России путём воспитания общественного мнения. Миркович фактически проговаривается, допуская оговорку по Фрейду. С одной стороны, ничего не кажется ему в тайном обществе подозрительным, просто благотворительная организация, но, с другой стороны, есть тайные общества «скрывающиеся под личиной благонамеренности», и из Тайного общества следует выйти.

Официальная версия о том, что большинство общества знало только «о внешней цели просвещения благотворительности  и нравственных занятий, не догадываясь о сокровенной» справедливо критикуется в современных исследованиях. [7, с. 117] Тогда она позволяла оправдываться декабристам, и позволяла правительству минимизировать картину заговора. Ильин пишет: «О политической направленности тайного общества, планах преобразования правления, пусть и отдаленных во времени, не могли не знать начальники управ, напрямую связанные с руководящими членами. [там же].

Миркович не убедителен в своей объяснительной записке. Но это не важно. Николай уже назначил тех, кто ответит жизнью и свободой, и никаких новых фактов знать не желал. Записка – это заявление о лояльности; объявление либеральных устремлений молодости ошибкой и отречение от них.

3 мая, в понедельник, начальник главного штаба Иван Иванович Дибич поставил на бумаге Мирковича свою резолюцию «Для сведения в комитет». В Следственном комитете записку Мирковича рассматривалась на заседании 6 мая, в четверг. В протоколе в этот день 26 пунктов. Под семнадцатым записано «Объяснение отставного лейб-гвардии Конного полка полковника Александра Мирковича…; объяснение сие совершенно согласно с имеющимися в Комитете на него показаниями, по коим он и был уже внесён в список 42-х членов Союза благоденствия, отставших от оного в 1821 году. Положили: принять к сведению [2, Т.16, с. 198].

Вот и всё, просто «принять к сведению», на обороте «Записки» флигель-адъютант В.Ф. Адлерберг¹¹ (для разнообразия не член тайного общества, зато еще один знакомый Мирковича по Пажескому корпусу, учился на класс младше) написал: «В Журнал». [2, т.16, с.  374]. Юридическую форму прощения от лица императора фиксирует Алфавит Боровкова: «Высочайше повелено оставить без внимания» [2, т.8, с. 126]. Расследования для Александра Мирковича закончилась.

***

Молодожёны Мирковичи люди с жизненным опытом: Александру Яковлевичу в 1826 году 34 года, Екатерин Александровне -36. У обоих — это первый брак. Если случится какая-то ошибка, времени исправить уже не будет. Расследование по делу декабристов при ином повороте следствия могло привести к очень печальным результатам. Законодательство позволяло существенно расширить круг привлечённых лиц.

Слава Богу, что не случилось, сказали Мирковичи и поспешили дать материальное воплощение своему чувству облегчения, благодаря Бога и Богородицу за избавление от грозящих бед. Недавно выстроенную трапезную Николо-Жупанской церкви Николая Угодника решено разобрать, расширить площадь и устроить внутри ещё один предел – Владимирской иконы Божьей Матери. Один из ее праздников – 21 мая, близок ко дню, когда до Мирковича, кстати, могли дойти обнадёживающие известия. Строительные работы длились до 1828 г., когда в семье Александра Яковлевича и Екатерины Александровны случилось прибавление – родился их единственный сын, также названный Александром.

Корочкин Дмитрий Иванович

научный сотрудник МБУК «Одоев – город музей»,

Источники и литература

1. «А.Н. Муравьев. Сочинения и письма». Иркутск, «Восточно-сибирское книжное издательство», 1984 г.
2. Восстание декабристов. Документы. Тома 1-22; 1925-2016 г.г.;
3. Декабристы. Биографический справочник. М. «Наука», 1988 г.
4. «Записки Николая Николаевича Муравьева-Карского. 1823-й год» // Русский архив, № 9. 1888
5. Ильин П.В. «Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений в 1825-1826 г.г. СПб, 2004
6. «История лейб-гвардии конного полка 1731-1848, составлена полковым адъютантом лейб-гвардии конного полка флигель-адъютантом ротмистром Аненковым». С.-П. Типография Императорской Академии наук, 1849 г.
7. Нечина М.В. «Движение декабристов» в 2-х тт. Том 1. М. «Издательство Академии наук», 1955 г.
8. Нечкина М.В. «День 14 декабря 1825 года», М. «Прогресс», 1985 г.
9. Пажи за 185 лет: биографии и портреты бывших пажей с 1711 по 1896 г. / собрал и издал О. фон Фрейман. - Фридрихсгамн: Тип. Акц. о-ва, 1894-1897.
10. Приходы и церкви тульской епархии. Извлечение из церковно-приходских летописей. Тула, «Типография Н.И. Соколова», 1895 г.
11. Столетие военного министерства. Императорская главная квартира. История Государевой свиты. Царствование Императора Николая I СПб 1908, «Тип. М.О. Вольф»
12. «Федор Яковлевич Миркович 1789-1866. Его жизнеописание, составленное по собственным запискам, воспоминаниям близких людей и подлинным документам». С-П., Военная типография, 1889 г.
13. Фёдоров В.А. «Своей судьбой гордимся мы… Следствие и суд над декабристами». М. «Мысль» 1998 г.
14. Шильдер Н.К. «Император Николай Первый, его жизнь и царствование». СПб. «А.С. Суворин», 1903 г.